Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Оно, конечно, Америка, она очень далеко отсюда, наверно намного дальше Лондона и совсем за границей. Да только Англия мне разонравилась с тех пор, как они как дураки схватили такого честного человека, как ты, и упрятали его в тюрьму. Я поеду с тобой куда хочешь. Может, в этих индейских странах уважают порядочных людей. Ладно, чего там говорить, сынок, я еду.
Таким образом, их путь с каждым днем становился все глаже и легче; настоящее было ясно и просто, будущее исполнено надежд, так что у них было достаточно времени, чтобы вспоминать прошлое.
— Джем! — сказала Мэри как-то вечером, когда они, счастливые, сидели в сумерках и разговаривали вполголоса, дожидаясь прихода Маргарет, обещавшей составить Мэри компанию на ночь. — Джем! Ты никогда не рассказывал мне, как ты узнал о моем непростительном кокетстве с бедным мистером Карсоном. — Она вспыхнула от стыда при воспоминании о своем легкомыслии и спрятала лицо у него на плече.
— Мне не хотелось бы говорить тебе об этом, моя любимая. Мне все рассказала твоя тетка — Эстер.
— А, помню! Но как же она узнала? Я была так расстроена в тот вечер, что и не подумала спросить ее об этом. Где ты ее встретил? Я забыла, где она живет.
Мэри говорила открыто и простодушно, и Джему стало ясно, что она не знает правды об Эстер, но он колебался, говорить ей об этом или нет. Наконец он сказал:
— Где ты видела Эстер в последний раз? Когда? Расскажи мне, любимая; ты ведь об этом еще не говорила, и я ничего не понимаю.
— Ах, это случилось в ту ужасную ночь, когда все было как в дурном сне.
И она рассказала ему о ночном визите Эстер, добавив:
— Мы должны повидаться с ней до отъезда, хотя я и не помню точно, где она живет.
— Но милая Мэри…
— Что ты, Джем! — воскликнула она, испуганная его колебанием.
— У бедной Эстер нет дома. Она стала одной из тех жалких созданий, кого называют уличными женщинами.
И он в свою очередь рассказал ей о своей встрече с Эстер, не опустив ни одной подробности, так что Мэри пришлось поверить, хотя все в ней восставало против этого.
— Джем, милый, — воскликнула она затем, — мы должны найти ее, обязательно должны!
И она вскочила, словно собираясь немедленно отправиться на розыски.
— Но что же мы сможем сделать, родная? — спросил он, нежно пытаясь ее успокоить.
— Что? Джем, мы сможем сделать все что угодно, лишь бы удалось найти ее. Она, наверное, очень несчастна и с радостью откажется от своей нынешней жизни, если кто-нибудь протянет ей руку помощи. Не удерживай меня, Джем; как раз сейчас такие, как она, выходят на улицу. Кто знает, может быть, она бродит где-нибудь поблизости.
— Погоди минутку, Мэри! Если хочешь, я сейчас пойду и поищу ее, хотя толку из этого не выйдет. А тебе идти нельзя. Было бы лучше завтра навести о ней справки в полиции. Но если я и найду ее, как я уговорю ее идти со мной? Она однажды уже отказалась и сказала, что не может бросить пить, чем бы ей это ни грозило.
— Ты никогда не уговоришь ее, если будешь сам сомневаться и бояться, — сказала Мэри со слезами. — Надо самому надеяться и верить в то хорошее, что должно сохраниться в ее душе. Надо воззвать к этому… О, приведи ее домой, и мы так будем ее любить, что поможем ей исправиться!
— Конечно, — сказал Джем, заражаясь настроением Мэри. — Она вместе с нами поедет в Америку, и мы поможем ей очиститься от греха. Я иду прямо сейчас, моя самая любимая, и если не смогу найти ее сегодня, то завтра попытаюсь отыскать через полицию. Береги себя, родная, — сказал он, нежно целуя ее на прощанье.
Однако его усилия были безуспешны. Джем бродил по всему городу, но так и не встретил Эстер. На следующий день он обратился в полицию. После долгих объяснений там наконец по его описанию сообразили, что речь идет о женщине, известной под кличкой Бабочка, — так ее прозвали за пестрые платья год или два назад. С помощью полиции Джем отыскал место, которое она часто посещала, — грязный ночлежный дом за Питер-стрит. Джема и его спутника, добродушного полицейского, впустила внутрь сама хозяйка, довольно подозрительно оглядевшая их. Она отвела их на просторный чердак, где спали двадцать-тридцать мужчин и женщин всех возрастов, ибо временем их занятий — попрошайничества, воровства или проституции — была ночь.
— Я знаю, Бабочка должна быть здесь, — сказала хозяйка, осматриваясь. — Она пришла позавчера ночью и сказала, что у нее нет ни пенни, чтобы заплатить за ночлег, и что если бы она была в деревне, то забралась бы куда-нибудь в лес или в овраг и умерла бы там, как дикий зверь; но здесь полиция никому не дает покоя на улицах, и ей нужно местечко, чтобы умереть спокойно. Ну уж какое тут у нас спокойствие! Да только в ту ночь комната была почти совсем пустая, и потом, сердце у меня доброе (а жаль, потому что, будь я потверже, я бы сколотила побольше деньжат), вот я и позволила ей остаться. Но сейчас ее, кажется, здесь нет.
— Она что, очень больна? — спросил Джем.
— От нее только кожа да кости остались. А кашляет так, что прямо пополам разрывается.
Они стали расспрашивать постояльцев, и оказалось, что, чувствуя приближающуюся смерть, она захотела еще раз побывать на свежем воздухе и ушла, но куда — никто не знал.
Оставив Эстер записку и договорившись, что полицейский и хозяйка, как только узнают что-нибудь о ней, сразу же сообщат ему, Джем направился к дому Мэри, с которой, потратив весь день на розыски, он еще не виделся. Он рассказал ей о своих неудачных поисках, и оба они, расстроившись, некоторое время сидели молча.
Потом они снова стали говорить о своих планах. Через день-два Мэри должна съехать с квартиры и до дня свадьбы, назначенной через неделю, пожить у Джеба Лега; и в тот же день они намеревались отплыть в Канаду. Обсудив это, они вновь умолкли, но теперь их молчание было счастливым. Джем сидел рядом с Мэри, обняв ее